Наконец после того, как лунный свет перешел на западную долину, Лена опустила голову и вернулась к огню. Избегая взгляда Кавинанта, она мягко спросила:
— Мне уйти?
Кавинант ощутил зуд в ладонях, словно хотел ударить ее за одно лишь предположение, что она могла бы остаться. Но в то же время ночь пугала его, ему не хотелось оставаться с ней один на один. Он неуклюже поднялся, сделал несколько шагов в сторону от огня. Хмуро глядя на ущелье, спросил, пытаясь придать своему голосу нейтральное выражение:
— Чего ты хочешь?
Чего ты хочешь? А чего она может хотеть?
Ее ответ был спокойным и уверенным.
— Я хочу больше узнать о вас.
Он вздрогнул и наклонил голову, словно из воздуха материализовались когти и впились в него. Потом он снова взял себя в руки.
— Спрашивай.
— Вы женаты?
Он резко обернулся и посмотрел на нее, словно она нанесла ему предательский удар в спину.
Увидев его полные страдания глаза и оскаленные зубы, Лена заволновалась, опустила взгляд и отвернулась. Видя ее нерешительность, Кавинант понял, что лицо снова выдало его. Страшная оскаленная гримаса исказила лицо помимо его воли. Он хотел сдержаться, не дать выхода своим чувствам — во всяком случае, не в присутствии Лены… Тем не менее, она усугубила его боль так, как ничто иное, с чем ему приходилось сталкиваться. Прилагая отчаянные усилия, чтобы взять себя в руки, Кавинант резко произнес:
— Да. Нет. Это не имеет значения. Что за вопрос?
Под его пристальным взглядом Лена опустилась на песок, села, поджав под себя ноги, возле огня и искоса посмотрела на него из-под ресниц. Сразу она ничего не ответила, и Кавинант принялся ходить туда-сюда вдоль песчаной косы и при этом крутил и яростно дергал свое обручальное кольцо.
Спустя некоторое время Лена несколько невпопад сказала:
— Один человек хочет жениться на мне. Это Триок, сын Тулера. Хотя я еще не достигла совершеннолетия, он сватается ко мне, чтобы, когда придет время, я не сделала другого выбора. Но если бы сейчас было можно, я бы вышла за него. О, он по-своему хороший человек — умелый пастух, храбрый при защите своих коров. И он выше многих других. Но в мире слишком много чудес, слишком много непознанных сил и красоты, неразделенной или несозданной, и к тому же я не видела Ранихинов. Я не могла бы выйти замуж за пастуха, которому в жены довольно всего лишь мастерицы зуру-па-мерль. Я лучше отправилась бы в Лосраат, как сделала когда-то Этьеран, моя мать, и училась бы там, и все бы у меня получалось независимо от того, каким бы испытаниям ни подвергали меня в учении, пока не стала бы Лордом. Говорят, что такое может случиться. А как думаете вы?
Кавинант почти не слушал ее. Он продолжал вышагивать по песку, пытаясь справиться со своим волнением, взбешенный и лишенный равновесия вынужденным воспоминанием о Джоан. Рядом с его утраченной любовью Лена и серебристая ночь в Стране потеряли всякое значение. Перед внутренним взором внезапно предстала вся бессмысленная картина его сна, словно таившаяся за миражом пустыня, новая разновидность одиночества прокаженного. Это не было реальностью; Кавинант мучил себя этой мыслью в бессознательном, невольном сопротивлении своей болезни и своей утрате. Мысленно он стонал:
«Неужели это результат изгнания? Или, может быть, человек всегда испытывает такой шок, когда умирает? К черту! Я больше не желаю!»
Он чувствовал, что сейчас закричит. Пытаясь совладать с собой, он упал на песок спиной к Лене и изо всех сил обхватил колени руками. Не обращая внимания на неровность своего голоса, он спросил:
— Как у вас женятся?
Девушка спокойно ответила:
— Очень просто: мужчина и женщина сами выбирают друг друга. Став друзьями, они, если хотят пожениться, сообщают об этом кругу старейшин. Старейшины назначают срок, в течение которого смогут убедиться, что дружба этих двоих крепка и лишена примесей тайной ревности или неоправдавшихся свиданий, которые в дальнейшем стали бы помехой в их жизни. Затем подкамники собираются в центре. Старейшины берут за руки тех двоих и спрашивают: «Хотите ли вы делить жизнь в радости и горе, в труде и отдыхе, в мире и войне, ради обновления Страны?» Двое отвечают: «Жизнь с жизнью, мы хотим делить благо земли и службу ей».
На мгновение голос ее почтительно умолк. Затем она продолжала:
— Подкамники кричат все вместе: «Хорошо! Да будет жизнь, и радость, и сила, пока длятся годы!» Потом наступает день веселья, и новобрачные учат людей новым играм, танцам и песням, чтобы счастье Подкаменья обновлялось, а общение и радость не иссякли в Стране.
Она вновь сделала короткую паузу, прежде чем продолжить:
— День свадьбы Этьеран, моей матери, и Трелла, моего отца, был запомнившимся днем. Старейшины, которые учат нас, часто рассказывали о нем. Каждый день в течение испытательного срока Трелл поднимался к горам, разыскивая забытые тропинки и потерянные пещеры, скрытые водопадами, и вновь образовавшиеся расщелины, чтобы найти Камень Оркрест — драгоценную и страшно могущественную скалу. Дело в том, что когда южные равнины были охвачены засухой, жизни в Подкаменье грозила голодная смерть.
Потом, в самый канун свадьбы, он нашел свое сокровище — кусочек Оркреста величиной с кулак. И в день веселья, после проведения всех ритуалов, он и Этьеран спасли Подкаменье. Пока она пела глубокую молитву земле — песню, известную в Лосраате, но давно забытую среди нашего народа, он держал Оркрест в руке, а потом раскрошил его своими сильными пальцами. Как только камень смешался с пылью, гром прокатился среди гор, и, хотя в небе не было туч, одна молния ударила ему из пыли прямо в руку. Голубое небо мгновенно почернело от грозовых туч, и полил дождь. Так было покончено с засухой, и подкамники улыбались грядущим дням, как будто родились заново.
Изо всей силы сжимая колени, Кавинант все же не мог совладать со своей умопомрачительной яростью. Джоан! Рассказ Лены он воспринял, как насмешку над своей болью и утратой.
— Я не могу…
На мгновение его нижняя челюсть задрожала от усилия, когда он попытался заговорить. Потом он вскочил и бросился к реке. Отбежав на небольшое расстояние, он нагнулся и выхватил из песка камень. Подбежав к краю мыса, он изо всей силы швырнул камень в воду.
— Не могу!
Слабый всплеск был ему ответом, но и этот звук тотчас же угас в бездумном бормотании реки, а на воде не осталось даже кругов.
Кавинант сначала тихо сказал реке:
— Джоан к свадьбе я подарил пару башмаков для верховой езды.
Потом, дико потрясая кулаками, он закричал:
— Тебя удивляет моя импотенция?